Это организаторы чикагских взрывов. Их организация называлась не "метеорологи", как в переводе, который вы прочтёте, а "синоптики".
Вот несколько слово о том, откуда это название:
В 60-х годах Билл Эйрс, отпрыск «прогрессивного» мультимиллионера примкнул к леворадикальному движению «Студенты за демократическое общество» (SDS), но оно показалось ему слишком умеренным, и в 1969 году он увел из него группу самых ярых радикалов и сколотил из них открыто коммунистическую организацию «Уэзермены» («Синоптики»).
Это нелепое название было ими позаимствовано у глашатая молодежной революции 60-х годов Боба Дилана, который в одной из своих самых знаменитых песен пел: «Не нужно быть синоптиком, чтобы знать, куда ветер дует». Вопреки Дилану, юные революционеры посчитали, что синоптики все же нужны – для того, чтобы силой разъяснять населению, куда дует ветер. Задуманная ими террористическая кампания имела целью насильственное свержение капиталистического строя и построение в Америке «справедливого общества». Эйрс следующим образом сформулировал идеологические установки своей новой группы, которую он называл «американской Красной армией»: «Убивай всех богатых. Круши их автомобили и их квартиры. Разжигай революцию. Убей своих родителей».
В предыдущей записи я рассказывал о третьей книге Дугласа Кеннеди, которую я сейчас читаю. И честно признался вам, что книгу эту, она называется в русском переводе "Испытание правдой", не дочитал. Когда я писал о ней, я не добрался и до середины, но процитировал эпизод с участием революционера, Тобиаса Джадсона. Тоби соблазняет главную героиню романа, Ханну, укладывая её в постель. Но что произошло после этого я не знал. А теперь - знаю.
Оказалось, что революционер Тоби оказался мерзавцем и шантажистом. Его коммунистические идеалы не помешали ему просто использовать Ханну, подвергнув её опасности ареста за укрывательство преступника, а потом, шантажируя, заставить её помочь ему удрать от агентов ФБР в Канаду.
Так что несмотря на то, что Дуглас Кеннеди явно не любит республиканцев, у него в книгах много политики и он при помощи своих героев показывает читателю на чьей он стороне, его описание революционера-коммуниста, это то, что мне полностью подходит.
Т.е., сам Кеннеди не на стороне революционеров, так же как и я.
Вот почему, когда мой френд
nebotticelli_xl написал мне, что он эту книгу читать не будет из-за упоминания об отце героини, активном борце против войны во Вьетнаме, я осторожно порекомендую ему попробовать всё-таки её прочесть. Почему?Kеннеди - левый. Покойный Филип Рот, тоже левый. Но оба они пытаются писать правду о том, что происходило в стране.
Поэтому Рот написал свою "Американскую Пастораль", где правдиво описан ужас происходящего в конце шестидесятых, начале семидесятых, когда по всей Америке гремели взрывы и выстрелы.
И Кеннеди продолжает традицию Рота, он беспощадно и правдиво описывает лицемерие и подлость того, кто был причастен к взрывам.
Сам этот эпизод прямого отношения к основной интриге книги не имеет, поэтому спойлером он не будет. Итак, последние страницы первой части романа:
Зазвонил телефон. Я сняла трубку, рассчитывая услышать голос Дэна. Но со мной заговорил незнакомый мужчина.
— Привет, мне нужен Джек Дэниелс, — прозвучал глухой раздраженный голос.
— Кто? — переспросила я.
Тоби тотчас прекратил перемешивать соус и посмотрел в мою сторону.
— Джек Дэниелс, — рявкнул незнакомец.
— Здесь таких нет, — ответила я.
— Он дал мне этот телефон.
— Послушайте, вы, должно быть, ошиблись номером.
— Нет, это тот самый телефон.
— А я повторяю вам, что здесь нет никакого Джека Дэниелса.
— Есть, есть, — донесся голос Тоби, который поспешил из кухни и избавил меня от продолжения разговора.
— Привет, это я, — произнес он в трубку едва ли не шепотом.
— Тоби, что происходит? — спросила я. Но он сделал мне знак рукой, призывая замолчать, и повернулся ко мне спиной.
Я изумленно уставилась на него, недоумевая, с чего вдруг ему звонят сюда и почему зловещий голос в трубке назвал его чужим именем. Я не могла прочитать ответы по лицу Тоби, поскольку каждый раз, когда я пыталась заглянуть ему в глаза, он отворачивался. Ничего нельзя было понять и из разговора, поскольку он сводился к односложным фразам: Да… хорошо… понимаю… Когда?.. Ты уверен?.. Как долго?.. Что ты увидел?.. И только?.. Хорошо, хорошо… Понял… Да… Прямо сейчас… Да, сегодня вечером… Договорились.
Он положил трубку, но избегал встречаться со мной взглядом. Впрочем, невооруженным глазом было видно, что он побледнел и сильно взволнован.
— О черт, соус! — Тоби бросился к сковородке с загустевшей массой. Судя по тому, как он перемешивал чеснок, помидоры и фарш, нервы у него были на пределе.
— Что все это значит? — спросила я.
Молчание. Он продолжал мешать соус.
— Кто звонил? — не унималась я.
Молчание. Он по-прежнему возился с соусом.
Я подошла к нему, убавила огонь под сковородкой и выхватила у него из рук ложку.
— Расскажи мне, что происходит, — потребовала я.
Он подошел к столу, где я оставила бутылку «Кьянти», налил себе бокал и залпом осушил его. После чего сказал:
— Сегодня вечером ты должна отвезти меня в Канаду.
Anchor
Глава девятая
До меня дошло не сразу.
— Что ты сейчас сказал? — тихо спросила я.
Он посмотрел мне в глаза:
— Сегодня вечером ты должна отвезти меня в Канаду.
Меня задел его приказной тон. Не «Могла бы ты?..». А именно «Ты должна», как будто у меня нет выбора.
Я внимательно вгляделась в него, и его глаза тотчас выдали страх.
— Я ничего не должна, Тоби, — произнесла я так же решительно, как и он.
— Должна. Иначе федералы появятся здесь в любую минуту…
Федералы. Федеральное бюро расследований. Меня охватила дикая паника, но я старалась держать себя в руках.
— А с чего вдруг сюда явятся федералы? — резонно спросила я.
— Потому что они ищут меня.
— Но почему они тебя ищут?
— Потому…
Он замолчал.
— Потому что, мистер Джек Дэниелс? Так, кажется, звучат твоя кличка или как это у вас называется?
— Мы никогда не называем друг друга по именам, когда говорим по телефону, на случай прослушки.
— И кто же прослушивает твои разговоры?
— Те, кому интересен я и то, чем я занимаюсь.
— Да, но ты всего лишь подстрекатель толпы, осаждаешь здания университетской администрации, строчишь обличительные статейки для малотиражных левацких газет.
— Верно, но я также связан с определенной группировкой…
— Какой еще группировкой?
Он налил себе еще бокал вина и опять выпил залпом.
— «Метеорологи».
О, черт, черт, черт! «Метеорологи» — самое жесткое, радикальное крыло студенческого протестного движения, сборище мутных «революционеров», которые признают лишь динамит в качестве средства достижения своих так называемых политических целей.
— Так ты «метеоролог»? — спросила я.
— Не совсем. Как я уже сказал, я аффилирован с ними…
— Аффилирован? Что это значит — ты у них что, на субподряде?
— Когда я возглавлял ячейку «Студенты за демократическое общество» в Колумбийском университете, мне приходилось контактировать с целым рядом радикальных группировок — от «Пантер» до «Метеорологов». И поскольку большинство «метеорологов» — выходцы из СДО[40], мы были особенно близки с ними. Настолько близки, что, когда я переехал в Чикаго, некоторые члены местной группировки вошли в контакт со мной. Я никогда не приветствовал их экстремизм и насильственные методы, хотя действительно полагаю, что для революционных изменений…
— Почему за тобой охотятся федералы?
Пауза. Он снова потянулся к бутылке.
— Совсем не обязательно пить, чтобы ответить на мой вопрос, — сказала я.
Он отдернул руку и вместо бутылки схватил мою пачку сигарет. Закурив, сделал две глубокие затяжки и сказал:
— Ты читала о взрывах в Чикаго пару недель назад?
— Это когда взорвали правительственное учреждение или что-то в этом роде?
— Региональный офис Министерства обороны, если точнее.
— Это ты взорвал?
— Черт возьми, нет. Говорю же, я противник насилия.
— Ты просто поддерживаешь людей, которые этим занимаются.
— Политические перемены требуют участия теоретиков, активистов и анархистов. И да, здание взорвали «метеорологи». Проблема в том, что… они поставили часовой механизм, который должен был привести бомбу в действие среди ночи, когда в здании никого нет. Но они не знали, что Министерство обороны решило обратиться к услугам частной охранной фирмы для ночного дежурства в здании. Вышло так, что в ту ночь дежурили двое охранников. Оба они погибли.
— Послушай, это всего лишь пара рабочих лошадок. Судя по твоим высказываниям, это малая цена, которую можно заплатить за политические перемены.
— Я так не думаю.
— Вздор, но это к делу не относится. Разве у этих охранников не было жен и детей?
Он жадно затянулся сигаретой.
— Думаю, да, — сказал он.
— Ты думаешь?
— Оба женаты, пятеро детей на двоих.
— Должно быть, ты очень гордишься своими друзьями-«метеорологами».
— Они не были моими друзьями, — раздраженно произнес он.
— Значит, товарищи?
— Это имеет значение?
— Так если ты не закладывал бомбу, — продолжила я, игнорируя его вопрос, — тогда почему ты в бегах?
— Потому что после неудачного взрыва двое исполнителей пару дней отсиживались у меня.
— Другими словами, ты приютил двух убийц.
— Я просто дал им возможность пересидеть у меня дома, вот и все.
— Но разве это не уголовное преступление — скрывать убийц?
— Они не убийцы.
— По мне, если они убили двух человек, значит, они убийцы… и только не говори мне, что, поскольку речь идет о политическом акте, это не убийство.
— Думай что хочешь, — сказал, он. — Факт остается фактом: как только страсти улеглись, эти ребята улизнули из города… куда — неизвестно… и тогда люди из организации предложили мне тоже на время исчезнуть, на случай, если федералы все-таки смекнут, что именно я укрывал исполнителей. Что, собственно, и произошло.
— Как они догадались?
— По телефону я не смог узнать подробности, но, похоже, у федералов был свой осведомитель в организации, потому что прошлой ночью в моей квартире провели обыск. И, как сказал парень, который звонил, они нашли записку с номером рейса «Истерн Эйрлайнз». А отсюда они уже смогли…
— Постой-ка, — перебила я его. — Ты же говорил, что добирался сюда автостопом.
Он затушил сигарету и тут же потянулся за следующей. Снова закурив, он сказал:
— Я тебя обманул. Я вылетел из О’Хара в Ла Гардиа[41], а там пересел на рейс до Портленда.
— Почему Портленд?
— Тебе будет неприятно это слышать.
— Давай вываливай.
— Потому что, когда просочились слухи, что к нам внедрили провокатора… и мне посоветовали исчезнуть… я в панике позвонил твоему отцу.
— Ты что сделал?
— Послушай, твой отец всегда был моим верным другом, и я часто обращался к нему за советом.
Я не верила ушам своим.
— И он подкинул тебе идею использовать мой дом в Мэне как временное убежище?
Теперь он старательно избегал моего гневного взгляда.
— Не совсем. Но он сказал, что, если мне случится оказаться в Мэне…
— Какой бред! — крикнула я. — Тебе приказали исчезнуть, ты обратился за советом к Джону Уинтропу Лэтаму, и он сказал…
Я запнулась, вдруг отчетливо вспомнив свой разговор с отцом в тот вечер — когда я упомянула о том, что мне позвонил Тоби и сообщил, что путешествует по стране, «сбежав» от своей докторской диссертации в Чикагском университете. И что же ответил отец?
Это вполне в духе Тоби — вот так свалиться как снег на голову. Может, он и самый яркий парнишка, который встретился мне за последние тридцать лет, но для забега на длинную дистанцию совершенно не пригоден. Это один из самых блестящих ораторов — живой, остроумный, невероятно начитанный, да к тому же сам отлично пишет. Ты бы видела статьи, которые он публиковал в «Рэмпатс» и «Нейшн». Великолепный слог и непревзойденное аналитическое мышление.
И потом:
Ты не могла бы приютить его на пару дней?
Выходит, отец с самого начала знал, что совершил Тоби, как знал и о том, что он в бегах. Отец подставил меня.
— …и он сказал: «Моя дочь осела в Мэне. В маленьком тихом городке, всего в паре часов от канадской границы. И как раз сейчас ее муж в отъезде…»
— Нет, он не так сказал.
— Позволь задать тебе вопрос, — перебила я его. — Если твоя фотография маячит во всех газетах…
— Парень, который звонил, сказал, что федералы еще не предали это дело широкой огласке. Пока они только обыскали мою квартиру, хотят встретиться со мной, но в розыск меня не объявили. Они знают, кто заложил бомбу, и полагают, что я просто «помогал и содействовал».
— И все-таки, почему же ты сразу не побежал за границу?
— Эта мысль приходила мне в голову, и я даже обсуждал ее со своими товарищами. Но изначально было подозрение, что, если федералы уже открыли охоту на меня, они будут контролировать границу. В любом случае, даже если бы они не проявили ко мне интереса, у любого, на кого в ФБР имеется пухлое досье, возникает проблема с пересечением границы. Как только ты оказываешься в Канаде, обратно в Штаты ты можешь вернуться, лишь получив специальное разрешение от американских властей.
— Значит, ты решил — с благословения моего отца — воспользоваться этой убогой квартиркой как убежищем, в надежде на то, что тебе не придется исполнять «Регтайм Кленового листа»[42]?
— Да, что-то вроде этого.
— И пока ты наслаждаешься гостеприимством дочери Великого профессора-радикала, почему бы заодно не трахнуть ее?
— Мне казалось, это было обоюдное решение.
— Да, но если бы ты не стал клеиться ко мне, я бы никогда не осмелилась сделать первый шаг. И теперь не оказалась бы в таком дерьме.
Я сжала кулаки и попыталась собраться с мыслями. После некоторых раздумий я сказала:
— Если тебе необходимо бежать в Канаду, можешь собирать свои вещи и отправляться в путь немедленно. Теперь, когда я знаю то, что знаю, я не подвезу тебя даже до окраины Пелхэма, не говоря уже о канадской границе.
— У тебя нет выбора.
— О, только давай без мелодрамы. Даже если федералы отследили твои передвижения до самого Мэна, они не догадаются…
— У кого я скрываюсь? Господи, какая же ты наивная. Да как только они пронюхают, что я в Мэне, им не составит ни малейшего труда вычислить все мои здешние контакты. И будь уверена, зная мои связи с твоим отцом, они попросту откроют его досье и обнаружат, что его дочь проживает в Мэне…
— Откуда, черт возьми?
— Ханна, для федералов твой отец — главный смутьян, классовый предатель восточного истеблишмента. И если Гувер ненавидит кого-то сильнее, чем восточный истеблишмент, так только радикалов из их рядов. Поверь мне, у федералов такое внушительное досье на Джона Уинтропа Лэтама, что им известно не только имя каждой из его любовниц, но также и время, место и поза, в которой он их трахал…
— Заткнись, — рявкнула я.
— И чтобы уж подстраховаться наверняка, они проверят подноготную и твою, и твоего мужа. Так что, поверь мне, эти ребята в курсе, что ты живешь в Пелхэме, а раз уж я в Мэне, то нетрудно догадаться…
— Хорошо, хорошо, — перебила я его, и в моем голосе отчетливо прозвучал страх. Пусть даже он полностью убедил меня, но я вовсе не собиралась помогать ему в побеге за границу. — Послушай. — Я старалась говорить спокойно и рассудительно. — Если федералы действительно явятся сюда, а тебя уже не будет, меня ждут неприятности из-за того, что я укрывала тебя, верно? С другой стороны, если я помогу тебе бежать, меня обвинят в криминале.
Он потянулся к бутылке, налил себе еще вина, залпом выпил и уставился на меня с презрением.
— Я знал, что ты попытаешься соскочить. Но тебе это не удастся, и вот почему. Если ты не отвезешь меня в Канаду и федералы схватят меня по дороге, я скажу, что ты укрывала меня все это время, пока я был в розыске, вверну и про то, что мы были любовниками, чтобы тебе уж точно не отвертеться. И даже если мне самому удастся пробраться в Канаду, как только я окажусь там, «метеорологи» сделают заявление для прессы, упомянув о том, что я сбежал из страны благодаря «братской помощи и отваге некоторых товарищей из Мэна». Обещаю тебе, что, как только федералы прочтут это, они снова возьмутся за досье твоего отца, и Пелхэм наводнят десятки агентов с моими фотографиями. И уж когда они раскопают, что я был здесь, да под чужим именем, и ты знала, кто я такой…
— Ты негодяй, — сказала я.
— Можешь называть меня как угодно. Это война. А на войне все средства хороши. И мне плевать, что ты думаешь обо мне и моих методах борьбы. Одно я знаю точно: как только стемнеет, ты повезешь меня в Канаду. А если откажешься… если заставишь меня пробираться в одиночку… — он протянул руку и схватил связку ключей от автомобиля, которую я опрометчиво оставила на кухонном столе, — я возьму твою машину и поеду сам через границу. Если меня по твоей наводке арестуют копы, я заговорю…
— Хорошо, черт с тобой, я отвезу тебя.
Он одарил меня мерзкой полуулыбкой.
— Вот и славно, — сказал он. — И обещаю тебе, если ты сделаешь все в точности так, как я скажу, вернешься в Пелхэм к завтрашнему утру, и никто даже не заметит, что тебя не было всю ночь./p>