«Усекновение главы Иоанна Крестителя»
alsit25 перевел стихотворение американского классика конца прошлого и начала нынешнего века, Джона Эшбери.Эшбери: Караваджо и его последователи
Ты мой самый любимый художник. Хотя я знаю
не так уже много о твоих работах. Некоторых из твоих последователей я знаю:
Маттиа Прети, кто трудился тяжело, но достиг не великих
результатов (хотя и того достаточно). Лука Джордано, добившись
успеха с самым темным красным, когда-либо написанным, и ярким зеленым
полагал, что открыл секрет наперстянки.
Но было уже поздно. Они уже исчезли
потому что были пересажены в другое место.
Кто-то посылал ему хлеб,
вместе с фляжкой вина чтоб подбодрить,
но старый, старый секрет наперстянки никогда
не был разгадан, и никуда не пропадет.
Скажем, если вы укладываете сноп сена
переворачивая, наверно он итальянский, или, опять же, не итальянский.
У нас такое случается в Айове
тоже, и в нетренированных пространствах век
так и болтаются, вечером, почти даром. Что она там сказала
давно, в начале? «Цветы
соседки начинают улетать,
и что будет делать бедный Робин тогда? Это правда, что они взлетали
каждые две секунды как ракеты с лафета, и никто не плакал или кого-то это волновало.
Выгляни в окно, хоть раз, и ты поймёшь
где и в чем разница. Песня кустарника
не может заглушить тайну того, из чего мы сделаны,
и как долго продлимся, сначала интересуясь одним, потом другим
пока не выйдем на широкую улицу, чья медиана
заполнена деревьями с отчаянно отслаивающейся корой цвета чалого
возможно, или ирландского сеттера, можно простоять на тротуаре до конца
жизни, если это кого волнует, или пересечь ее,
когда свет сменится на зеленый, тот что скрывает сапфир
переливчатого шелка корсажа, который может занимал Луку Джордано.
Сейчас вот она – жизнь. Но как Хенни Пенни сказал Тюрке Лурке, нечто
парит над нами, желая нас уничтожить, но поджидает,
oднако, чего – никто не знает.
Ночью в музее, тем не менее, иной шепоток, как звезды,
когда стражи уходят домой, беззаботно беседуя друг с другом,
«И чего этот человек смотрит и смотрит? Пол дня вроде он глядел
на меня, и ясное дело ничего не видел. Только фрагмент образа
утраченной любви, рядом с прудом. Не мог вынести это
больше, но к счастью, и не пришлось. Опыт
закончен. Время держаться одной стороны теперь близко, очень близко.»
Оригинал:
https://ashberyhouse.yale.edu/caravaggio-and-his-followers
Я много раз писал в ЖЖ, что так называемый "свободный стих" я не считаю поэзией.
Но я пытаюсь понять тех, кто имеет противоположное мнение. А для того, чтобы их понять, надо ориентироваться не на девицу, которая читала свои с позволения стихи на инагурации Бидона, а на лучшие образцы, лучших поэтов.
Эшбери как раз лучший.
И вот я читаю перевод (сначала) а потом и оригинал. И снова убеждаюсь, что это не поэзия. Даже у лучшего.
Особенно это видно по теме. Дело в том, что Караваджо один из моих самых любимых художников. Всё началось с Мальты, там в Соборе святого Иоана есть часовня с его подлинниками.
Вот как я описал то, что увидел:
Hа этом видео наконец показано то, что нам запретили снимать. Вся капелла и главная картина капеллы.
Мы вчера с вами были в Кафедральном Соборе Святого Иоанна в столице Мальты - Валетте.
И остановились на том, что Кристин нас повела в капеллу Караваджо, т.е. в капеллу собора, где находятся его картины.
Доступ туда ограниченный, постоянно стоит очередь. Связано это с тем, что внутри капеллы не должно быть много людей, надо за всеми уследить.
Охранников почти столько же, сколько посетителей, следят, чтобы никто ничего не снимал.
Когда мы посмотрели на работы Караваджо, свой рассказ начала Кристин. То, что она рассказывала, не укладывалось в голове.
Я до сих пор не верю, вернее, не совсем верю в её рассказ.
Она сказала, что "Обезглавливание Иоанна Крестителя", самая большая картина Караваджо, которая висела перед нами, была написана им за 3 дня.
Он не делал никаких эскизов и набросков. Он только загрунтовал холст, правда не везде, там есть места, к котрому вообще не прикасалась кисть художника и сразу стал писать набело, из головы.
Без натурщиков.
Это все звучит как фантастика.
Потому что все без исключения великие художники-классики, тратили на свои картины, если не годы, то месяцы.
Но чаще всего - годы, долгие годы.
Вот только два примера:
ВИКИ:
Замысел большого полотна, изображающего явление народу Мессии, долгое время увлекал Иванова. В 1834 году он написал «Явление воскресшего Христа Марии Магдалине». Через три года, в 1837 году, художник приступил к созданию картины «Явление Христа народу».
Иванов писал картину в Италии. Он работал над ней в течение 20 лет (1837—1857).
Ещё один пример.
Рембрандт писал свою "Данаю", которая в два раза меньше работы Караваджо по размерам, согласно ВИКИ - 11 лет. С 1636-го по 1647-й год.
Но кроме того, что Караваджо работал феноменально быстро, она рассказала, что он умел делать то, что не умели делать другие.
Его картины светятся без освещения. Он умел писать светлые места своих картин так, как будто там внутри находится подсветка.
Чем больше я слушал рассказ Кристин тем чаще я думал, что Караваджо лучший художник всех времен и народов. Гений среди гениев.
Ещё она сказала, что всё это так поражало современников, что они думали, что его рукой водит то ли Бог, то ли дьявол. Без помощи потусторонних сил это невозможно. Сейчас, в наш просвещённый век, кто-нибудь мог высказать предположение, что Караваджо был человекообразным роботом, которого закинула на Землю какая-то неизвестная могущественная инопланетная цивилизация. Или он сам был инопланетянином в облике обычного человека.
Но это только отрывок, я посвятил Караваджо три больших записи в своём ЖЖ, они - по этой метке:
С тех пор я прочел очень интересную книгу Махова о его жизни:
и пересмотрел в основном в репродукциях, хоть в некоторых музеях, где я побывал, я видел и подлинники, почти все его картины.
В них не только корявость, корчи словесной материи. В них нет самого Караваджо. В них нет ни слова о том чуде, что творил великий художник. О чуде его света. В них нет ни слова о его фантастически трудной, но яркой жизни.
И наконец вывод о так называемых стихах Эшбери.
В них не только корявость, корчи словесной материи. В них нет самого Караваджо. В них нет ни слова о том чуде, что творил великий художник. О чуде его света. В них нет ни слова о его фантастически трудной, но яркой жизни.
Ну и последнее, из всего этого я сам для себя подтверждаю мой собственный взгляд на эту поэзию. В них нет ни ничего, ни формы, ни содержания и огня, ни чувства. НИЧЕГО.