
85-ти летний Петен был героем Первой мировой и главной фигурой военного истеблишмента все последующие годы, то есть, непосредственно ответственным за все ужасное состояние армии. Но это не помешало его популярности в глазах французов, особенно среди солдат, считавших, что у них меньше шансов умереть под его командованием. Пол Джонсон пишет, что он был неумен, что все его книги были написаны подчиненными, что его диктаторские замашки были хорошо известны и популярны в армии. Но в общенациональном опросе 35 года на вопрос — кого французы хотели бы видеть диктатором Франции, Петен занял первое место. Немаловажно, что он — сын простого крестьянина и рьяный католик — был любимцем Церкви. Кардинал Герлиер, глава французских католиков, без лишней неопределенности заявил: “Франция — это Петен; Петен — это Франция”. Петен назвал произошедшее во Франции после капитуляции “национальной революцией” и официально заменил лозунг “свобода, равенство, братство” на “работа, семья, Отечество”. Марианна, как символ Республики, был заменена на Жанну Д’Арк.
Правительство Виши и квази-государственность Франции существовали с июля 1940 по август 1944 года, хотя значительную часть этого времени территория была оккупирована немцами, и запятнали себя такими делами, что пришедший в конце войны к власти де Голль “в целях восстановления единства нации” сделал все возможное и невозможное чтобы стереть память о Петене и вишистском периоде в жизни Франции из памяти французов. В расовых вопросах между вишистским французским и фашистским германским государствами практически не было различия. Евреи, цыгане, гомосексуалисты, социалисты и коммунисты были вне закона. Конечно, как и в соседней Италии, реальная ситуация — и результат — преследования неугодных существенно отличались от Германии и оккупированных европейских стран, но объясняется это нежеланием значительного количества французов принимать активное участие в убийствах, призывом популярной и авторитетной Церкви к человеческому отношению к неугодным, действиями Сопротивления, близостью “дырявой” испанской границы и в какой-то степени отсутствием особого рвения в правительстве, в которое вошли многие политики довоенной Франции. В то же время около 45 тысяч французов вступили в добровольную государственную полицию (был большой конкурс на эту денежную работу). Присяга полицейский была короткой:
“Я клянусь бороться против демократии, против голлистских мятежников и против еврейской проказы”.
Не мешает напомнить, что власти Виши начали преследование евреев существенно раньше прямых указаний немецких властей.
Жизнь как в оккупированной зоне так и на юге очень быстро, в течение одного-двух месяцев, вошла в норму и большинство французов продолжали жить не переживая по поводу результата войны. Париж стал главным культурным и праздничным городом всей оккупированной Европы, любимым местом отдыха богатых немцев и офицеров армии. Перечень великих французских художников, писателей, актеров, музыкантов и прочих интеллектуалов, которые совсем неплохо работали и проводили время в оккупированном Париже, слишком хорошо известен, чтобы приводить его еще раз.
Интересно поговорить о другом — о событиях во время и после освобождения Франции. Прежде всего, об отношениях между французами, которые — после освобождения — представляли себя людьми незапятнанной репутации, и так называемыми коллаборационистами, работавшими или сотрудничавшими с немцами.
Францию, начиная с 6 июня 1944 года, освобождали американо-британо-канадские армии. После довольно большого международного скандала и демарша де Голля в освобождении Парижа приняла участие и французская бригада генерал Леклерка (“Свободной Франции”, или по более позднему названию “Борющейся Франции”), которая, согласно коллективной памяти французов, и освободила столицу Франции. И, конечно, во время боевых действий союзники получали помощь, иногда существенную в разведке и диверсиях, от французского Сопротивления. Особенно серьезную — в Нормандии, где Сопротивление было под жестким контролем и управлением британских и американских спецслужб.
Французское Сопротивление, или Маки́, было организацией или, вернее, конгломератом совершенно различных движений — от правых католиков до левых анархистов. О них мало кто слышал в 40, 41 и 42 годах, но по мере ухудшения положения Германии на фронтах, а еще больше — по мере организации британскими и американскими спецслужбами диверсионных отрядов[40] и значительного увеличения беглецов из немецких концлагерей и еврейских внутренних беженцев, во Франции появилось некоторое количество реальных партизанских отрядов. С каждым месяцем их становилось больше, хотя в масштабах страны количество было незначительным.[41]
После довольно быстрого освобождения значительных западных и центральных районов Франции в них образовался политический и организационный вакуум. Особенно это касалось округов Dordogne, Limousin, Correze, Massif Central. Сразу после освобождения там начались разборки между враждующими между собой группами Сопротивления, а также некоторыми группами Сопротивления и гражданским населением. Как это принято у левых движений, насилию были подвергнуты не только коллаборационисты, но и целые классы населения. Собственно говоря, кровавая внутренняя борьба началась еще до освобождения. Режим Виши докладывал своему духовному начальству в Париж о районах, “где скоро начнется жестокая гражданская война”. В одном из отчетов тайного английского агента в Лондон говорилось:
“В регионе (Limousin) одновременно происходит насилие со стороны врага (немцев), маки́ и милиции (вишистской). Здесь не существует никакой власти и закона”.
Различные группы Сопротивления начали сводить счеты друг с другом и коллаборационистами. Еще до прихода союзников было убито 6 тысяч человек. Затем, уже после освобождения, в движении получившем название Epuration Sauvage (зачистка) было убито не меньше 14 тысяч. Британские и американские солдаты пытались что-то сделать, но мало что могли.
К ужасу союзников, треть убитых были женщины.
Бравые французы, комфортабельно жившие в оккупации, наконец нашли с кем можно бороться и в чем показать свой патриотизм без опасения за свою жизнь. Их целью стали француженки, которые спали с немцами, так называемые “горизонтальные коллаборационистки”. Некоторые из них были проститутками, работавшими на свободном рынке, обслуживающем и немцев и французов. Другими были молоденькие девушки, имевшие романтические отношения при самых различных жизненных обстоятельствах. Значительной частью были женщины, у которых мужья или погибли или были в плену и которым надо было кормить своих детей. Всех “горизонталок” обычно собирали на главной площади и после битья, плевков и оскорблений подвергали публичной стрижке наголо — tondues. После чего:
“их прогоняли по улицам, иногда обливая дегтем, иногда раздевая догола, иногда разрисовывая их свастиками. В некоторых случаях — под дробь барабанов, как если бы на дворе был 1789 год”.
Джок Колвилл, один из секретарей Черчилля, был свидетелем событий в Baueux:
“Я видел, как их везли в кузове грузовика под крики, улюлюканье и свист толпы. Десятки униженных женщин с полность стриженными головами. Они были в слезах и прятали головы от стыда. Наблюдая эту отвратительную жестокость, я был благодарен тому, что Британия ни разу не была оккупирована за последние 900 лет, и мы не могли быть судьями французам”.
Находившийся в рядах американской армии историк Форрест Пог, писал, что:
“они (женщины) выглядели как загнанные звери перед толпой охотников”.
Этот “страшный карнавал” происходил повсеместно по мере освобождения города за городом. “Как только город, городок или даже деревня были освобождены, в дело вступали ножницы”. В Шербуре по улицам ездили грузовики со стриженными девушками, в основном моложе 18 лет. Во многих городах арестовывали и издевались над всеми женщинами, кто работал на немцев, включая уборщиц. В провинции Манше за предполагаемую связь с немцами были арестованы 621 женщин. Только за летние месяцы 44 года около 20 тысяч женщин прошли через унизительную процедуру бритья голов. Каким-то совершенно изумительным образом практически не трогали мужчин, которые добровольно работали на немцев.
“Это была ревность, маскирующаяся под моральное оскорбление. Ревность была спровоцирована тем, что эти женщины получали еду за свое сотрудничество. Все просто — эти юные женщины были самой легкой мишенью и самыми очевидными и уязвимыми козлами отпущения, особенно для мужчин, которым надо было скрыть их собственные грехи и неучастие в Сопротивлении.”
Вообще, читая о довлеющей идеологической борьбе 1930-х, о неготовности к войне, о причинах военного поражения, о французском Сопротивлении и том, что происходило позже, не перестаешь удивляться подобию происходившего в те же годы в другой стране. Еще одним общим показателем были доносы. В 1944 году гражданские службы союзников и администрации де Голля в освобожденной Франции столкнулись с невиданным количеством доносов французских граждан друг на друга. Только осенью 44 года администрация де Голля в сравнительно небольшой части страны, где администрация уже смогла полностью взять под контроль жизнь населения, получила 300 тысяч доносов и жалоб, быстро разобрать которые не было никакой возможности. Конечно, среди них было много и вполне оправданной и нужной информации о криминальной активности после освобождения[42], но большинство были именно доносами о коллаборационистской деятельности соседей. Доносы часто были составлены в терминах, которые звучали слишком обще или просто странно. Соседи осуждались за “снабжение врага”, “отношения с немцами”, “плохие высказывания о членах Сопротивления и союзных солдатах”, “антинациональные разговоры во время оккупации”, “про германскую активность”, “предоставление одежды немецким солдатам” и даже “подозрительное поведение с национальной точки зрения”. При всем таком количестве доносов французов постоянно ловили на краже военного снаряжения и продуктов у расквартированных солдат. Черный рынок ворованных продуктов процветал, но, конечно, в нем участвовали и солдаты и даже офицеры союзников.
Еще одна аналогия с другой страной совершенно очевидна во взрывном количестве участников Сопротивления после освобождения. Многие французы были просто обескуражены количеством маки́ среди них. Один местный юрист в Нормандии писал:
“Невероятное количество участников Сопротивления поражает. Все деревенские парни, которые думали только о девках и о танцах по субботам, вдруг надели нарукавные повязки (участников Сопротивления) и обзавелись оружием”.
-9-
Пора подвести итоги. Собственно говоря, они уже подведены двумя эпиграфами в начале статьи. Дополню еще несколькими цитатами.
Раймонд Арон, один из самых известных французских философов, писателей и публицистов 20 века, написал после войны:
“Я жил в тридцатые в отчаянии от упадка Франции… По сути, Франции больше не было. Она существовала только в ненависти французов в отношении друг друга.”
Немецкий офицер сразу после войны 40 года:
“Французский дух и мораль были сломлены до того, как началась сама война. Они проиграли не из-за недостатков своего вооружения, а из-за того, что не знали, за что воюют. Нацистская революция выиграла битву за Францию до того, как наши первые дивизии перешли границу”.
И наконец, великий английский историк Пол Джонсон:
“После войны Франция быстро перешла в нацистский лагерь. Разоруженная социалистами, преданная фашистами, а еще больше — коммунистами и сбежавшими от ответственности правыми и центром, Третья республика развалилась, оставшись без друзей и кого-либо о ней сожалеющей”.
(Цифры приведенные в этой статье иногда значительно отличаются в различных источниках. Всего в качестве основных источников использовано 14 книг, общей высотой около 20 дюймов или 50 сантиметров, не считая информации он-лайн)
Морага, Калифорния
Март-апрель 2020. Карантин
Примечания
[1] Гегель во время битвы был профессором Йенского университета. Анализируя события, он написал, что битва на Йене есть “конец истории”. Он имел в виду окончательное превращение раздробленных феодальных княжеств и псевдо государств в “единое однородное государство”. Интересная перекличка с Фукуямой и “общей Европой”.
[2] В книге Гитлер писал, что только разгром Франции обеспечит нейтралитет Англии.
[3] Совершенно отдельный вопрос, как влияет на мораль армии и планы Генштаба создание “непреодолимой” линии обороны
[4] Первоначально Гитлер планировал нападение на Францию на позднюю осень 39 года, сразу за польским блицкригом. Но помешала общая неготовность армии, плохая погода — генералы его отговорили.
[5] Еще одна странность “Странной войны” была в том, что бельгийцы “чтобы не раздражать Гитлера” отказывались — несмотря на неоднократные усилия Франции и Британии их переубедить — строить какие-либо оборонительные сооружения на границе с Германией. А Франция — строила, но на своей границе с Бельгией. Укрепления, которые согласно ее же военной доктрине, не собиралась защищать. Историки считают, что нейтралитет Бельгии, а потом внезапная для Франции — уже 28 мая — капитуляция Бельгии, сыграли важную негативную роль в войне. Кроме того, даже после нападения Германии Бельгия несколько часов не разрешала французским войскам войти на свою территорию.
[6] Генерал-танкист Эрих фон Манштейн был, пожалуй, единственным генералом сторонником удара через Арденны еще до корректировки плана. План прорыва через Арденны часто называют “Планом Манштейна”.
[7] В том числе, согласно мемуарам генерала Гальдера, денежными взятками несогласным. Гитлер платил несогласным генералам из своего специального фонда. Армия была коррумпирована, писал Гальдер позже, “выдачей закрытых конвертов с существенной суммой”. Сам Гальдер тоже был получателем подобных конвертов.
[8] Упорнее других воевали “туземные” части французской армии. В соединениях из французских колоний были самые тяжелые потери и самое низкое количество сдавшихся в плен.
[9] Его истинная роль в Сирии не ясна. Под его командованием находилось всего три плохо укомплектованных дивизии. Есть два мнения о его миссии. По первой он готовил прорыв через советский Кавказ к нефтедобывающему району Баку, по второй — подготавливал реальную антигерманскую коалицию с Грецией, Турцией и другими странами региона. И то и другое было не более, чем фантазией пославших его в Сирию.
[10] Боевой офицер Первой мировой, в свои 53 года был старшим по возрасту действующим офицером резерва в войне 1940 года. Эвакуировался из Дюнкерка в Англию, вернулся во Францию, где для него, как знаменитого историка специальным решением правительства Виши сделали исключение, позволив еврею продолжать работать в университете. Был расстрелян в Лионе немцами в 44 году за участие в Сопротивлении.
[11] Книга дорабатывалась и дополнялась вплот до смерти автора. Издана только в 1946 году.
[12] Даже само слово “цивилизация” пришло в 17 веке из Франции. Из Франции пришло слово и понятие “интеллигенция”.
[13] Хотя французы искренне считают, что около 2500 лет. По их мнению они прямые наследники Римской империи.
[14] 450 тысяч республиканцев из Каталонии бежало во Францию в феврале 39, еще 15 тысяч из средиземноморских портов добралась в марте до французских колоний в Африке после окончательного разгрома Республики. В портах скопились десятки тысяч республиканцев, молящие о спасении правительства Англии и Франции. Обе страны отказали наотрез послать какие-либо суда для эвакуации. Практически все беженцы во Францию были интернированы и помещены в лагеря беженцев на восточном побережье Франции. Их условия, как вспоминал Кестлер, были хуже, чем в нацистских концлагерях. После падения Франции Франко потребовал выдачи 3617 республиканских лидеров, но правительство Виши передало Франко только несколько десятков. В то же время Петен передал гестапо семь самых известных республиканцев — четверо были сразу расстреляны, трое получили пожизненное заключение. И наконец, в 42-м Петен передал 5000 интернированных испанцев-республиканцев в немецкий концлагерь Маутхаузен — все они погибли.
[15] В отличие от Германии и, особенно, Англии, все крупные французские газеты полностью проигнорировали “Протоколы сионских мудрецов”. Во Франции не было и полуофициальных антисемитских лиг и других национальных организаций поскольку существовали законы против антисемитизма, отмененные правительством Виши.
[16] Отсылка к антисемитскому роману братьев Торо “Бродячая кобыла”.
[17] Коммунисты Франции и Англии в 30-е, отличались от коммунистов в начале 20-х, как небо от земли. В 30-е, особенно во второй половине, это была реальная 5-я колонна, управляемая из Москвы.
[18] Лидер французской компартии Морис Торез во время войны 40 года находился в Москве. Из Москвы в ежедневном радиовещании на Францию он призывал французскую армию к несопротивлению и немедленному мирному соглашению с Германией. Он изменил “свое” мнение на противоположное 22 июня 1941 года.
[19] Во время событий 1940 года — полковник французской армии в Алжире. Во время войны — активный помощник де Голля. После войны — генерал армии — самый известный послевоенный французский военный стратег. “Отец” французского атомного оружия.
[20] До войны в Европе было 14 различных национальных валют. После — 27. После войны в Европе появилось 20 тысяч километров новых границ! Договор в Локарно не решил множество спорных вопросов о границах в Восточной Европе.
[21] Мораторий Президента Гувера на выплату Германией репараций не только добил финансы Франции, но и вызвал жуткий анти-американский резонанс в стране.
[22] В 1932 году общее индустриальное производство Европы составляло примерно 50% от уровня 1928 года, международная торговля сократилась на одну треть и оставалось такой и в 1935 году.
[23] Англия в развитие своей послевоенной имперской доктрины похоже беспокоилась больше об Индии, Сингапуре и Палестине, чем о европейских проблемах Судет и Данцига. В этом была еще одна причина холодных отношений Англии и Франции.
[24] Торговля и инвестиции США были существенными. К 1940 году прямые инвестиции в Германию достигли 206 миллионов, что был только немногим меньше 275 миллионов инвестируемых в Британию (во Францию — 46 миллионов). Половина немецкого импорта железа и металлолома, до 73% специальных легирующих металлов, 25% меди, до 50% фосфата, значительная часть нефтепродуктов шли из США. Американские компании Standard Oil, General Motors, Ford, DuPont, IBM чувствовали себя весьма уютно в нацистской Германии.
[25] В сухопутной армии Англии было всего примерно 200 тысяч человек.
[26] Возможно, это первое использование термина appeasement в отношении гитлеровской Германии. Хотя гораздо позже Иден утверждал, что смысл этого слова в 32 году был совершенно не таким, как в 38 году.
[27] На строительство Линии уходила бОльшая часть военного бюджета, в ущерб развитию вооружений для армии.
[28] Ни в СССР, ни в Германии не сомневались, что договор между Францией и СССР был подписан “с видом на Германию”. Франция искала сближения с Германией — это не было секретом. Но 18 июня 35 года в разгар Саарского кризиса Англия опередила Францию и не только признала аннексию Саара законной (как свершившийся факт), но и заключила Англо-Германский Морской пакт. Это было не только предательством Франции, но и официальное начало активного умиротворения Гитлера. Кроме того, Англо-Германский Морской пакт развалил англо-французское единство в противостоянии Абиссинскому кризису.
[29] Спад промышленного производства и уровень инфляции во Франции был такой, что в реальных деньгах какое-то заметное увеличение военного бюджета началось только в конце 37 года.
[30] Niall Ferguson в своей книге “the War of the World” приводит следующий список акций Гитлера и Муссолини, нарушивших условия Версальского договора, после которых должен был последовать совместный серьезный ответ Франции и Британии:
- Март 35 — объявление о восстановлении призыва в армию;
- Март 36 — реоккупация демилитаризованной зоны вдоль Рейна;
- Конец 36 — вступление Италии на стороне Франко в Гражданской войне в Испании;
- Март 38 — кампания против законного правительства Австрии и Аншлюс;
- Сентябрь 38 — Судетский кризис и угроза захвата Чехословакии.
[31] Существуют документальные свидетельства о существовании серьезного антигитлеровского противостояния среди высших чинов германской армии. Они были против захвата Чехословакии и были готовы сместить Гитлера. Неожиданный прилет в Мюнхен Чемберлена спутал их карты.
[32] Черчилль считал, что захват Чехословакии — силовой или мирный — давал Гитлеру дополнительно 80 дивизий, что было примерно равно всей французской армии в 38 году. Еще один реальный шанс Англия и Франция упустили в 39 году, после захвата Германией Польши. В середине сентября у Гитлера было только 11 боевых дивизий на западе, но все попытки на этот раз Англии заставить Францию начать вместе с ней реальную войну против Германии натолкнулись на жесткое нежелание Франции предпринять какие-либо действия.
[33] В мае 39 года военный министр Польши и генерал Гамелен подписали военное соглашение о взаимопомощи, по которому в случае нападения на Польшу Франция немедленно начинает воздушную войну против Германии, а через 16 дней вводит свои войска в Германию. Ничего из этого обещания не было сделано.
[34] При этом строила Линию Мажино на границе с Италией.
[35] Надо отметить, что “инвестиции” разведок и генштабов в СМО (средства массового оболванивания) враждебных государств и устраиваемые ими мелкие провокации являются удивительно эффективными. Организация и осуществления провоза кучки революционеров-пораженцев в “пломбированном” вагоне из Швейцарии в Петроград в апреле 1917 года обошлась в сущие копейки, а какой результат!
[36] Примером может служить резолюция Студенческого Союза Оксфордского университета о том, что “студенты этого университета отказываются воевать за Короля и Страну”. Сегодня, правда, существует мнение, что Студенческий Союз Оксфорда, где лидирующие и руководящие позиции захватили коммунисты, не выражал общее мнение всего студенческого сообщества.
[37] Большинство — не значит все и не значит, что это в равной мере относится к любому периоду 20-30 годов. В период непосредственно перед Мюнхеном, в августе-сентябре 38 года, Франция, связанная договором с Чехословакией, была настроена воевать намного серьезнее, чем Британия. Это относится к правительству, армии, к общественному мнению и даже к прессе. В этот период крайне тенденциозно, прогермански, прогитлеровски и, соответственно, антифранцузски, повела себя Британия и, прежде всего, ее лидер — Чемберлен. Это — отдельная история, ее рассмотрение остается за рамками статьи.
[38] Все памятные сооружения относящееся к Первому Компьенскому перемирию 1918 года, где Германия признала свое поражение, Гитлер приказал или перевезти в Германию или сровнять с землей. Через несколько недель ничего на этом месте не напоминало о 1918 годе.
[39] Французский перевод книги Гудериана “Achtung Panzer” был своевременно послан в каждую гарнизонную библиотеку французской армии. Как после стало известно, ни одна копия не была востребована и прочитана.
[40] Всего на территорию Франции были доставлены 375 агентов спецслужб США, 393 агента спецслужб Великобритании и 868 агентов де Голля. Когда к концу 1943 года резервы говоривших по-французски агентов оказались исчерпаны, союзники начали формировать группы из трёх человек (состоявшие из одного англичанина, одного американца и одного француза), которые были одеты в военную форму и (в отличие от агентов) открыто действовали совместно с партизанами.
[41] Лидеры Сопротивления называют цифру 400 тысяч, Французское правительство — 220 тысяч, независимые историки — до 100 тысяч, но, скорее всего — 75 тысяч.
[42] Тысячи и тысячи иностранцев — испанцев, русских, поляков, итальянцев, югославов — из освобожденных лагерей блуждали по стране в поисках еды, одежды и ночлега, многие из них занимались грабежами.