Это конечно очень смешно, но...

СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ И УЧЕНЫХ НАШЕГО БОСТОНСКОГО ДЕТСКОГО САДИКА. Моя тетя ходит в детский садик Медикейда. Для русских пенсионеров садик, у нас в Бостоне их несколько. «Зимний Сад» держат чеченцы, шашлыком из баранины наших пенсионеров на ланч бесплатно кормят. Караоке им устраивают. Там у них, в Зимнем Саду, в свое время старший Царнаев шофером работал. Тетю мою по врачам возил.
- Такой хороший мальчик! – говорила о нем тетя.

«Отрадой» владеют дагестанцы. Кормят наших пенсионеров люля-кебаб, занятия йогой им устраивают. Лекции всякие тоже. Утром в 8 утра их автобусом со всего Брайтона собирают, а вечером, в 5, по домам автобусом развозят. У супермаркета, правда, на полчаса останавливаются, чтобы они себе еду купили на свои фудстэмпы. Капиталистический гуманизм в действии! Медикэйд все оплатит!

Туда, в Отраду, кстати, ходит наш главный бостонский ловелас, Семен Израилевич. Он там садится на стул возле дамского туалета, широко расставив ноги из-за далеко немаленького брюшка. И ждет, оперевшись двойным подбородком на свой сверкающий алюминиевый костыль. Подагра!
- Вот идет самая умная, самая красивая девушка нашего детского садика! – говорит он проходящей мимо пенсионерке. – Роза ветров!
- Ой, Семен Израилевич! – смущается Роза Моисеевна. – Ну, наконец-то! Наконец-то вы и на меня обратили внимание! А я, между прочим, этого уже полтора года дожидаюсь! Наконец-то!
- Когда нас вечером будут по домам развозить, - предлагает Семен Израилевич. – Давайте сойдем вместе на моей остановке? Попьем чаю, послушаем музыку Шнитке? Давайте?
- Давайте, - соглашается Роза Моисеевна. – Я обожаю Шнитке! Обожаю! А сейчас извините меня, я вас покину. У меня оверактивный мочевой пузырь. А с бладдером, сами знаете, шутки плохи!

Моя тетя, в свое время, еще лет 20 назад, работала в журнале «Новый Мир».
- Мы вас посадим за столик номер один, - сказали ей, когда она переехала и переходила из Зимнего Сада в Отраду. – Номер один столик, самый престижный! У нас там только врачи и писатели сидят. И мы и вас туда посадим. Ведь Новый Мир – он и в Бостоне Новый Мир!
- У нас по десять человек за каждым столиком сидят, - сказали ей. – Но ничего, мы Прасковью Никитичну за столик номер два пересадим…
- Никуда я не пересяду! – заявила Прасковья Никитична, узнав о планируемых изменениях. – Что я вам, военная преступница? Как Милошевич? Если вы меня пересадите за паршивый столик номер два, я от вас тогда в Зимний Сад перейду. И за меня им медикэйд платить будет! А не вам!

На следующий день Прасковья Никитична демонстративно уселась за столик номер один в 9 утра, за три часа до ланча.
- Только через мой труп! – заявила она, сидя за столиком в гордом одиночестве.
- Да послушайте, - сказала тетя дагестанскому начальству. – Да бог с ним, со столиком номер один. Я почту за честь сидеть за столиком номер два. Или три. Или десять, неважно!
- Ни в коем случае, - возразило дагестанское начальство. – Этим русским пенсионерам палец в рот положишь, они всю руку тебе по локоть откусят! Кто в доме хозяин?
- Вы не волнуйтесь, - сказало тете дагестанское начальство. – Прасковья Никитична пишет стихи, мы с ней договоримся. Мы ей сегодня в 3 часа творческий вечер устроим. Встречу с читателями.

Но в три часа вышедшую на сцену актового зала Прасковью Никитичну решительно отстранил от микрофона Семен Израилевич.
- Сегодня день рождения нашего великого русского поэта Александра Семеновича Пушкина, - сообщил он собравшимся. – Пушкин – это наше все!
- Сегодня грех читать стихи других поэтов, - объявил Семен Израилевич, потрясая томиком Пушкина в руке. - Поэтому мы сегодня каждый прочитаем со сцены по одному стихотворению нашего классика! Левон Арутюнович, на, читай!
- На бэрэгу пустынных волн, - начал, запинаясь, читать Левон Арутюнович, - стаял он дум вэликых полн…

После Пушкина дагестанское начальство попросило всех не расходиться.
- Разговор будет жестким, - предупредило начальство.
- Вчера, - сообщило собравшимся дагестанское начальство, - мы повезли вас в полицейский участок на день отрытых дверей. Чтобы вы узнали о работе нашей полиции, которая нас бережет как раб на галерах. А вы что? Вы зачем устроили ограбление полицейского участка прямо на глазах у несчастных полицейских? Они же ни в чем не виноваты!
- Позор! – воскликнуло дагестанское начальство. – Позор на наши седины! Стыдно ужасно! Фира Самойловна, ну зачем вы взяли сразу три полицейских шляпы? Из раздевалки ихней? И еще все три на голову одновременно надели? Одну на другую?
- Поддалась всеобщему ажиотажу, - отвечала Фира Самойловна. – Все брали, и я взяла. Там же у них кокарды красивые. А у меня два внука и один племянник.

- Вас нам послало само провидение! – сказал тете Семен Израилевич после жесткого разговора с начальством. – Мы вас принимаем в наш детсадовский Союз Писателей и Ученых! Мы вас поставим на обработку материала. Мы же наш журнал издаем! Ученые Записки Зимнего Сада называется. Мы гремим на весь Брайтон!
- Вот вам первый материал на редактирование! – сказал тете Семен Израилевич. – Заметки хирурга называется. Я тут описываю, как я сделал первую в мире операцию по пересадке сердца. Еще у нас в Воронеже! В незапамятные времена!
- Кстати, с вас 25 долларов! – сказал тете Семен Израилевич. – Членские взносы!

Через неделю тетя была загружена на полную катушку. Нужно было срочно (номер горит) поправить материал химика Бориса Николаевича о творчестве Бальмонта, статью биолога Регины Давидовны о математических открытиях Перельмана. Тетя работала от зари до зари.

- Ты представляешь? – говорила она мне. – Мне же приходится все это гуглить, ошибки их исправлять. Они же все из ума уже повыживали! Там не только запятые бог его знает где стоят, там все факты неправильные! Мне все на противоположное приходится исправлять!

На следующий день за столиком номер один не было Семена Израилевича. Он не пришел. Прошел слух, что первую в мире операцию по пересадке сердца сделал не он, а Кристиан Барнард. И хотя общее собрание Союза Писателей и Ученых единогласно исключило Семена Израилевича из своих рядов за нарушение этических норм, девушки «Отрады» все равно навещали его в больнице Бет Исраэль, куда он лег с подозрением на инфаркт.

(продолжение следует)