Я сейчас читаю "Харон".
До этого я прочел другой роман Бочкова, "К Югу от Вирджинии". Писал я о Бочкове и об этом романе вот здесь:
http://dandorfman.livejournal.com/982249.html
На видео Бочков рассказывает о "Хароне" и о его продолжении:
Автор говорит, что в России его роман "Харон" отказались публиковать.
Вот два отрывка из романа. Судя по этим отрывкам, мне понятно, почему отказались.
Но может мне только кажется, что имеется в виду... сами знаете кто.
Любая миссия состоит из трех фаз: планирование, подготовка и сама операция. Первая фаза подходила к финалу, я уже составлял список амуниции, оборудования и транспорта. Анна морщилась от восьмизначных цен – только один «Сикорски RQ-170» с антирадарной системой, бесшумным винтом и холодным выхлопом стоил сорок миллионов.
– Я не думала, что захват власти в одной стране влетит мне в такую копейку.
– Еще не поздно одуматься, ваше высочество, – ухмыляясь, шептал я. – Еще не поздно.
– Поздно, ох поздно!
Она смеялась, махала рукой. Я переходил к следующему пункту списка.
В пятницу утром Анна привезла мой российский паспорт.
Потертый, словно кто-то долго носил его в заднем кармане, документ имел вполне убедительный вид. Впрочем, фальшивым он был только юридически, с технической стороны все было честно: мои русские фамилия-имя-отчество, год и место рождения, фотография. Я начал листать – оказалось, что я въехал в США в апреле, о чем свидетельствовал штемпель пограничной службы аэропорта имени Кеннеди города Нью-Йорка. До этого я посетил Мадрид и Афины. Моя шенгенская виза заканчивалась в декабре.
– Ну как? – спросила Анна.
– Очень даже! Мне уже начинает казаться, что я и вправду был в Мадриде.
– В воскресенье утром мы улетаем, – сказала она. – Если какие-то дела по усадьбе… – Она кивнула в сторону окна.
Я застыл с раскрытым паспортом в руке.
– Но ведь еще не… – проблеял я, пытаясь собраться с мыслями. – Еще ведь…
– На острове! Доделаем все там. Операция назначена на середину августа.
– Августа?! Кем? – почти вскричал я.
– Мной!
Я, готовый взорваться, звонко шлепнул паспорт на стол. Анна быстро выставила ладонь.
– Не психуй! Твоя акция – лишь часть большой операции. Мало ликвидировать Тихого, важно взять власть. И не просто взять, а сделать это ювелирно – нежно и аккуратно. Без резни. Без разъяренных толп на баррикадах, как при ГКЧП.
– Отлично! – Я пнул стул, сел, скрестив руки на груди. – Просто замечательно!
– Чем ты опять недоволен?
– Я? Да я просто счастлив! Сначала ты меня втравливаешь в организацию политического убийства, а теперь оказывается, что я участвую в какой-то сраной революции!
Я замолчал, отвернулся к стене. У этой стервы хватило наглости подойти, положить мне руку на плечо и ласково сказать:
– Какая разница? У тебя в любом случае не было выхода.
Тут она была права.
– Насколько твои… – я хмыкнул, – коллеги посвящены в мой, вернее, наш план?
Анна отвела глаза, уклончиво пожала плечом. Я сказал:
– Мне бы очень не хотелось чтобы нас, вернее, меня, встречали там на даче эти чеченские койоты или как их там. Стар я для таких приключений, понимаешь?
– Деталей не знает никто. Никто. Им известно только время…
– …и место, – усмехнулся я. – Слава богу, теперь я спокоен.
Подходила к концу пятница, последняя пятница лета. Вялое оранжевое солнце, весь день тускло маячившее в дымном небе, наконец доползло до горизонта и навалилось на макушки сосен за Николиной Горой. Его отсвет отразился малиновым нарывом в неподвижной воде Москвы-реки.
В соседнем Архангельском на даче министра юстиции справляли день рождения. Пьяные гости вывалили на террасу любоваться фейерверком. На каждый залп толпа откликалась криком «Ура!», дамы визжали. А когда в дальнем конце сада вдруг вспыхнула и завертелась в ослепительных искрах цифра шестьдесят и из боковых аллей выдвинулись две пестрых группы цыган с бубнами и гитарами, гости шумно зааплодировали и подхватили:
– К нам приехал, к нам приехал Сергей Анатольевич дорогой!
В разгар веселья у ворот дачи появился начальник пожарной охраны, стал умолять прекратить пальбу и прочую пожароопасную деятельность, но его вытащили из машины, насильно напоили водкой и вовлекли в разудалый хоровод, который, ломая кусты сирени и топча клумбы с поздними хризантемами, бесновался в саду.
Сгустились сумерки. Низкое небо, прокопченное августовскими торфяными пожарами, опустилось еще ниже – его грязно-рыжее подбрюшье, казалось, можно было погладить рукой. Музыка, смех и крики министерского юбилея продолжали разноситься на всю округу, до президентской дачи долетал едва слышный бас непонятно каких песен. В двадцать три тридцать на всех постах сменилась охрана, заступила ночная смена. Сменились пароли и коды доступа, включились камеры ночного видения, в ограждение внешнего кольца пустили ток. Автоматические пулеметы, реагирующие на малейшее движение, затаились на вышках, масляно мерцая крупнокалиберными стволами.
В час ночи в хозблоке вспыхнул пожар, загорелся продовольственный склад. Туда накануне были доставлены продукты для столовой, где кормилась обслуга и охрана дачи. Пламя пробило крышу, старая разлапистая сосна, росшая рядом, занялась как свечка – огонь взметнулся по стволу, побежал по коре, сучьям. Сухая хвоя с треском вспыхивала и охапками юрких искр уносилась в небо.
Дерево со стоном разломилось пополам, его правая часть рухнула на гараж. Загорелась крыша. Охрана и обслуга бестолково металась по двору, бесполезные огнетушители плевались пеной, кто-то лысый и полуголый поливал огонь из садового шланга.
Шоферы пытались вывести транспорт из гаража, официальный президентский «майбах» с трехцветным флажком на капоте застрял в воротах, сцепившись с лимонным «ламборгини». Внутри гаража что-то гулко взорвалось, из-под крыши вырвались огненные языки, а из ворот выкатился огненный шар, заметался по двору, страшно вопя. Где-то завыла пожарная сирена.
Перед шлагбаумом главного входа затормозил джип, за ним остановилась пожарная машина, огни мигалки нервно забегали по черным елям. Из джипа выскочил ладный загорелый полковник МЧС с рацией в руке.
– У вас нет допуска! – орал охранник, пихая его тупорылым автоматом в грудь. – Как вы вообще попали сюда?!
– Я тебе покажу допуск! – с веселым азартом орал полковник. – Открывай ворота, кретин!
За стеной, во дворе дачи снова что-то ухнуло, язык рыжего огня взмыл в коричневое небо.
– О! Это уже газ! – Полковник ткнул антенной рации в сторону ворот с хромированным двуглавым орлом посередине.
Охранник оглянулся и вдруг, вздрогнув, начал медленно оседать. Полковник, не вытирая, сунул финку за голенище сапога, что-то отрывисто приказал в рацию. Пожарная машина на полной скорости протаранила ворота, тут же во дворе уверенно затрещали сухие выстрелы.
Крыша хозблока рухнула, пожар перекинулся на столовую, в гараже упругими хлопками взрывались кислородные баллоны. Огонь быстро подбирался по елям к главному корпусу. За бассейном, поднимая тучи рыжей пыли с теннисных кортов, снижался вертолет медицинской службы. В сполохах и дыму его мутный белый корпус напоминал призрачного кита. Шасси не успели коснуться земли, а из люков уже проворно прыгали люди. В черных комбинезонах, в шлемах с окулярами ночного видения, они рассыпались веером, стремительно замыкая кольцо вокруг казармы. Оттуда выбегала полуголая охрана и тут же попадала под прицельный огонь десанта.
По главной аллее, освещенной пламенем и прожекторами, среди убитых и раненых носились обезумевшие овчарки – кто-то открыл вольер и выпустил собак. Их лай мешался с треском автоматных очередей и стонами умирающих. Где-то истошно визжала женщина. В клумбе, скрючившись как негр-боксер, дымился обугленный труп личного шофера президента. Десант начал штурм главного корпуса.